Научные исследования
Стр. «48—59»
Павел Карабущенко
Элитология и персонология на пути сближения
В последнее время всё чаще предъявляются требования к современной науке о необходимости более активного внедрения в практику комплексных методов исследования и создания междисциплинарных направлений в конкретных научных исследованиях. Одной из таких новых комплексных научных дисциплин является возникшая в России в 90-х гг. ХХ века «элитология» (от лат. elite — лучшее, достойное), под которой принято сегодня понимать самостоятельное научное направление, занимающееся изучением проблемы элиты и элитности вообще.
До недавнего времени под «теориями элит» традиционно было принято понимать: самостоятельное социально-политическое и культурно-теоретическое направление, которое изучало страту, поставляющую лидеров, раскрывало процесс социально-политического управления в обществе, описывало тот социальный слой, который непосредственно осуществляет это управление. Чуть позже появляется и сам термин «elitology» (Г.К.Ашин, 1985 г.), который стал выражать суть научного направления, занимающегося изучением проблемы социокультурной избранности[1].В настоящее время этот термин получил наибольшее распространение именно в российской общественной науке. На Западе он практически не употребляется, о чем свидетельствуют, в частности все запросы системы Internet. Общественная элита определяется элитологией, как группа людей, стоящая на верхней ступени иерархии, способная создать образцы потребностей и поведения. Основная роль элиты — давать образцы, примеры того, как жить, как нравственно вести себя в человеческих ситуациях, как углублять, возвышать и обогащать человеческие потребности, т.е. творить культуру. В структуре элитологии принято выделять два основных направления: 1) социально-политическое и 2) антропологическое. В настоящей работе мы в основном будем ориентированы именно на антропологическую элитологию и искать её теоретические пути сближения с персонологией. Таким образом, элитология — это самостоятельная комплексная научная дисциплина, занимающаяся вопросами изучения элитности как социокультурного явления.
В центре антропологической элитологии стоит одна из глобальных гуманитарных тем: «Проблема человеческой личности и пути её достижения и познания». Методологическое и теоретическое сближение элитологии и персонализма (персонологии) возможно лишь при условии выявления и установления сути тех самых узловых проблемных блоков, которые и составляют единое научное пространство этих двух наук. Сразу же оговоримся и скажем, что под «элитологией» в данном случае мы понимаем только её антропологическое направление, занимающееся непосредственно исследованиями элитологических аспектов проблем человека. Одной из фундаментальных тем, стоящей на стыке персонологии и элитологии, является «гносеология божественного» — тема, «красной нитью» проходящая через все буквально философские системы античности, средневековья, Нового и Новейшего времени.
По-нашему мнению, элитология и персонализм максимально сближаются в разработке такого основополагающего принципа, как «иерархия духовного», и методологически сливаются в анализе этого принципа, образуя единое направление в развитии философской мысли — «элитологический или иерархический персонализм». Человек — образ и подобие Божие; образ, в частности, и в свободе воли. Образ Божий человек получает от Бога с бытием, а подобие должен приобрести сам, получив от Бога только возможность. Ибо, как писал Иоанн Дамаскин: «… выражение: по образу, указывает на способность ума и свободы, тогда как выражение: по подобию, означает уподобление Богу в добродетели, насколько оно возможно для человека»2. Образ Божий — в самой природе человеческой души, в её разуме, в её свободе; а подобие есть лишь идеал, к которому человек может приблизиться при надлежащем развитии и усовершенствовании своих духовных сил: разума и свободной воли. «В самом моем сотворении, — признается Св. Григорий Нисский, — я получил — по образу, а по произволению бываю — по подобию… Одно дано, а другое оставлено недовершенным, дабы ты, усовершив сам себя, сделался достойным мздовоздаяния от Бога. Как же мы делаемся — по подобию? Через Евангелие. Что есть христианство? Уподобление Богу, сколько то возможно для природы человеческой. Если ты решился быть Христианином, то старайся соделаться подобным Богу, облечься во Христа»3.
Отсюда вытекает, что в эпоху тотального язычества (т.е. до Христа) таким спасением и уподоблением Богу была философия. Так, в диалоге «Теэтет» Платон предлагает доктрину духовного восхождения к Богу, которой христианская аскетика следует и по сей день. Анализируя природу Бога, Платон пишет: «Среди богов зло не укоренилось, а смертную природу и этот мир посещает оно по необходимости. Потому-то и следует пытаться как можно скорее убежать отсюда туда. Бегство — это посильное уподобление богу, а уподобиться богу — значит стать разумно справедливым и разумно благочестивым» (176 с.). Этим положением Платон вплотную подошел к проблеме элитоперсонализма как этике духовного совершенства, которой у него посвящены, пожалуй, самые прекрасные страницы всей его философии.
Адам потерял в грехопадении прежде всего свою личность. Именно в раю он был личностью. После изгнания из рая, в нём осталась лишь одна возможность ею вновь стать. Поэтому вся история человечества есть не что иное, как преодоление этого недостатка. Человечество стремится восстановить цельность своей личности, вернуть своей душе утраченный рай. Всемирная история человечества показывает, что восстановить этот рай (т.е. стать снова личностью) могли и могут лишь избранные единицы, восстановившие в себе образ и подобие Божие. Можно с уверенностью сказать, что с религиозной точки зрения личность есть восстановленное в человеке единство образа и подобия Бога. Вся всемирная история есть поиск пути восхождения к совершенству, восстановление утраченной целостности (у древних греков apo-kataotasu — это понятие использовал и К.Юнг при описании процесса индивидуализации как движения к самости, целостности личности). В Древнем Риме жрец-понтифик наводил мост к богам, по которому можно было совершать путь познания (pontifex, от слов: pontis — мост и fictio — образование, формирование)4. В славянской мифологии этим занимались волхвы, в буддизме, христианстве и исламе свои святые, достигшие максимального соединения с божественным миром.
Лишь только с этой точки зрения становится понятным единодушное стремление всех античных историков философии представить образ Платона в качестве проявления некой божественной сущности. Все они писали о Платоне как о человеке, в котором поселилось божество высшего разума. Выражение «Божественный Платон» имеет в виду, именно этот смысл и ничто иное5.
Смысловое содержание «элитологического персонализма» может быть выражено через анализ самих тех терминов, которые и составляют это словосочетание: «элитология» и «персонализм». Понятие «элитология» нами уже достаточно уточнено. Остаётся выяснить значение второго термина «персонализм». «Персонализм» (лат. рersona — личность), как одно из теистических течений современной философии, признаёт личность и её духовные ценности высшим смыслом земной цивилизации, её первичной творческой реальностью, а весь мир проявлением творческой активности Верховной личности — Бога. Считается, что термин «персонализм» впервые употребил Ф.Шлейермахер в «Речи о религии к образованным людям, её призирающим» (1799 г.). Как философское направление персонализм зародился в конце ХIХ века в России (Н.Бердяев, Л.Шестов, Н.Лосский) и в США (Б.Боун, Дж.Ройс), а затем в 30-х гг. во Франции (Э.Мунье, Ж.Лакруа)6.
В принципе мы можем считать персонализм разновидностью элитологии, когда он абсолютизирует личность, проблема которой всегда стояла в центре науки об элите7. Однако сам персонализм крайне непоследовательно придерживается элитологической точки зрения в подходе к выяснению им сущности природы личности. Так, например, Э.Мунье мог позволить себе одновременно открыто говорить об оригинальности и исключительности личности и тут же делать неловкие пассажи в сторону некой «демократизации» персонализма: «Персонализм, — говорит он, — не является этикой «великих людей», аристократизмом нового вида, который занимался бы селекцией наиболее выдающихся психологических или духовных достижений, чтобы превратить их носителей в высокомерных и одиноких гениев человечества. Как известно, — признаётся он, — такой была позиция Ф.Ницше. Огромное количество пустых и тщеславных, но полных всеобщего презрения деклараций было произнесено с тех пор от его имени. Но если личность осуществляет себя, устремляясь к ценностям, пребывающим в бесконечности, она оказывается призванной к экстраординарному в самой своей обыденной жизни. Однако сама эта экстраординарность не отделяет её от других людей, так как каждая личность имеет такое призвание. Как пишет Сёрен Кьеркегор, который иногда все же впадал в соблазн крайности, «человек по-настоящему необыкновенный — это настоящий обыкновенный человек»8.
Это, однако, не мешало Э.Мунье несколькими строчками раньше заявить, что «высшая личная жизнь — это жизнь исключения, именно в силу своей исключительности достигающего недосягаемых вершин». И ещё: «Быть личностью и быть оригинальным — понятия, прочно утвердившиеся в языке как синонимы. Оригинал — говорят о ярко выраженной индивидуальности. Во мнении культурного человека нашей эпохи отличие зачастую превращается в главенствующую ценность личности»9. Мунье считает, что по своему определению личность есть то, что не повторяется, хотя и лица и жесты людей, постоянно сбиваясь на некоторое «общее место», безнадежно копируют друг друга. Проще всего скопировать обыкновенного человека. Сложнее, а подчас просто невозможно, копировать выдающуюся личность. То, что не поддаётся копированию, и есть личность. По мнению Мунье, личность обладает неодолимой страстью, которая горит в ней, подобно божественному огню. Но такие люди очень редки. Большинство предпочитает независимости порабощение и безопасность, материально-обеспеченную, растительную жизнь превратностям судьбы. Новый облик сущности личности — это её свобода, а свободный человек — это человек, которого мир спрашивает и который отвечает. Свободный человек — это человек ответственный. «Персоналистическая устремленность, — говорит Ж.Лакруа, — имеет значение для любого человека, который хочет содействовать благу всего человечества»10.
«Слово «персоналистский», — пишет П.Рикер, — имеет отношение ко всей цивилизации, содержит в себе цивилизаторскую задачу. Персонализм по своему происхождению — это педагогика общественной жизни, связанная с пробуждением личности»11. Речь, таким образом, идет о воспитательной функции персоналистической философии, о задачах «цивилизаторского» значения.
Представители персонализма утверждают, что высший акт личности — согласиться на страдание и смерть ради того, чтобы не предать само человеческое начало. Личность начинается, пишет Г.Марсель, в момент, когда я обретаю сознание того, что «я есть нечто большее, чем моя жизнь». Личность — это нечто «неподдающееся учету; личное бытие — это щедрость. Преодоление личностью самой себя, — утверждает К.Ясперс, — это не только проекция, это так же возвышение, «превосхождение». Личное бытие — это бытие, созданное для того, чтобы превосходить себя12.
Персонализм вынужден постоянно обращаться к проблеме элиты, ибо именно элитарное сознание является наиболее адекватным и актуальным предметом исследования природы личности. Более того, персонализм чаще всего бывает вынужден придерживаться именно элитарной концепции личности, поскольку его главным критерием является такое понятие как персонализация, т.е. исследование в большинстве случаев духовного наследия «великих мира сего». В этом плане анализ персонализации человека массы для персонализма менее ценно, чем человека элиты, и именно в этом смысле о самом персонализме мы и будем говорить, как о элитологии личности.
Наиболее полно элитология и персонализм сливаются и становятся единым целым в «иерархическом персонализме», создателем которого является Платон. Напомним ещё раз, что персонализм традиционно определяется, как «теистическое философское направление, признающее личность первичной творческой реальностью и высшей духовной ценностью, а весь мир проявлением творческой активности верховной личности (Бога)». Сам термин «иерархический персонализм», возможно, принадлежит Н.О. Лосскому, хотя и не в совсем окончательно оформленном виде13. Для нас словосочетание «иерархический персонализм» будет иметь своё специфическое и предельно ясное значение и касаться той стороны проблемы личности, которая говорит о её духовном совершенстве. Опираясь на традицию русской религиозной философии (Вл.Соловьев, Е.Трубецкой, Н.Бердяев и др.), которая утверждает идею избранности и абсолютной ценности личности, мы вправе придерживаться в этом вопросе элитологической точки зрения, предварительно обосновав некоторые её особенно важные моменты. В самой проблеме иерархии уже изначально заложена идея элитности, поскольку устанавливается определённая шкала ценностей.
Понятие «иерархия» (от греч. hieros — священный и arche — власть) дословно означает расположение частей или элементов целого в порядке от высшего к низшему. Философия иерархии была изложена в «Ареопагитиках»14. а в современной социологии этот термин употребляется как универсальный принцип построения любых социальных систем: биологических, технических, социальных. Иерархия означает взаимодействие трех начал: централизации, зависимости и власти15. Поэтому всякая система иерархична. Обладает этим принципом и категория личности, ибо она тоже является некой системой.
Прикладная философия утверждает, что «личность человека дело рук самого человека, продукт его самовоспитания. Она непрерывно растёт или вырождается в своих действиях, усложняется или беднеет качеством тех ценностей, которые он своей деятельностью разрешает. Поскольку личность никогда не дана готовой, но всегда созидается, она есть не пассивная вещь, но творческий процесс. Чтобы познать личность, надо подсмотреть её в напряжении её волевого устремления, в том, как она притаилась перед совершением свободного акта, перед самым тем моментом, когда этот акт готов от неё отделиться. Один и тот же темперамент, отданный волею судьбы и самого человека на служение разным целям и жизненным задачам, чеканится в различные по своему качеству и степени личности»16.
По нашему мнению, первым принципиально высказался по поводу «иерархического персонализма» Платон. Основы платоновского элитоперсонализма были изложены их автором в знаменитом мифе о пещере, который явно носит автобиографический характер. Платоновский миф о пещере некоторыми авторами действительно понимается именно в элитарном духе, как процесс «образования» элитарного сознания17. Впервые на этот аспект знаменитой платоновской доктрины указал ещё В.Ф.Эрн в своей книге «Верховное постижение Платона. Введение в изучение платоновых творений»18. В нём он, в частности, утверждал, что повествование о пещере «до сих пор не было понято в реально-биографическом смысле. А между тем это место является истинным ключом всей духовной и жизненной эволюции Платона, т.е. ключом всего бесконечно запутанного, но вовсе не сложного в себе «платонического вопроса».
«Совершенно несомненно, — продолжает далее В.Ф. Эрн, — что в потрясающем мифе о пещере мы имеем некую синтетическую запись мирочувствия, богочувствия и самочувствия Платона в некий определённый момент его жизни...» По мнению Эрна, свою «Пещеру» Платон высекает в самосознании всего человечества как действительно великий духовный «законодатель». Пещера навсегда стала внутренней реальностью человеческого духа. Такая действительность возможна лишь при одном условии: при условии безусловной душевной подлинности, при условии глубинной душевной первоначальности всех материалов, из коих сложился этот столь животворный, столь властный, столь незабываемый символ.
«В мифе о «пещере» мы имеем сокращенную транскрипцию всего платонизма. С необычайной интенсивностью, используя удачно найденный образ, Платон в немногих словах запечатлевает все им постигнутое и различные сферы постижения, располагает в той духовной перспективе, которая обусловливалась точкой жизненно проходимого им пути».19
«Миф о пещере» — концепция элитаризации личности. Позволим себе удовольствие привести здесь этот отрывок из начала VII книги «Государства» Платона полностью: «Человек может уподобить свою природу в отношении просвещённости и непросвещённости следующему состоянию:
«Представь, что люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю её длину тянется широкий просвет. С малых лет у них на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнём и узниками проходит верхняя дорога, ограждённая, представь, невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол... за этой стеной другие люди несут различную утварь, держа её так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат».
Находясь в таком положении, люди могут видеть только тени этих предметов на расположенной перед ними стене пещеры, принимаемые ими за истину. «Когда, — продолжает далее автор, — с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх — в сторону света, ему будет мучительно выполнить всё это, он не в силах будет смотреть при ярком сиянии на те вещи, тень от которых он видел раньше... что он скажет, когда ему начнут говорить, что раньше он видел пустяки, а теперь, приблизившись к бытию и обратившись к более подлинному, он мог бы обрести правильный взгляд? Да ещё если станут указывать на ту или иную проходящую перед ним вещь и заставят отвечать на вопрос, что это такое? Не считаешь ли ты, что это крайне его затруднит и он подумает, что будто гораздо больше правды в том, что он видел раньше, чем в том, что ему показывают теперь?.. А если заставить его смотреть прямо на самый свет, разве не заболят у него глаза и не отвернётся он поспешно к тому, что он в силах видеть, считая, что это действительно достовернее тех вещей, которые ему показывали?.. Если же кто станет насильно тащить его по крутизне вверх, в гору и не отпустит, пока не извлечёт его на солнечный свет, разве он не будет страдать и не возмутится таким насилием?».
«В мифе о пещере, — продолжает свои комментарии В.Эрн, — с полною раздельностью устанавливается четыре различных духовных состояния: 1) Пребывание в узах на дне пещеры и почитание за истину теней. 2) Освобождение от уз и до мучительности трудное восхождение по крутым склонам к выходу из пещеры. 3) Постепенное, медленное завоёвываемое зрение на истинные предметы, находящиеся вне пещеры и освещаемые солнцем. 4) Наконец, переход от предметов, лишь освещаемых солнцем, к самому солнцу...
Эти духовные состояния суть основные термины внутреннего опыта Платона. Первое состояние бесконечно противоположно четвертому. Второе и третье посредствуют между двумя крайностями. Первое состояние есть наибольшее погружение в мрак неведения. Четвертое — абсолютное прозрение в самый источник света и созерцание истины самой в себе. Этим очерчивается абсолютно весь диапазон платоновской мысли, весь регистр пережитых им «гносеологических» состояний. Снизу — узы и мрак; вверху — постижение самого «умного» Солнца...
Присмотримся к живому и огромному смыслу этого синтетического свидетельства Платона о самом себе. С не допускающею никаких сомнений определённостью Платон говорит о солнечном постижении, т.е. о постижении Солнца, или истины самой в себе. Если могут быть какие-нибудь сомнения или, вернее, вопросы, то не о характере и не о безусловности постижения, а лишь о том, своё ли постижение имеет в виду Платон или чье-нибудь чужое, и к себе ли относит освобождение от уз, выхождение из пещеры и узрение самого источника света или же говорит об этом с чужих слов... Внутренне невероятно, — отвечает Эрн сам на поставленный им же вопрос, — чтобы одно из самых глубочайших своих убеждений, навсегда и действительно утвердившихся в человечестве, Платон высказывал, опираясь не на свой собственный внутренний опыт, а на чужие слова или, ещё хуже, гипотетически и художественно его построяя»20.
Единственно, о чём забыл упомянуть при этом пространном комментарии В.Ф.Эрн, так это о том, что само сознание Платона всеми исследователями его творчества безоговорочно относится к высшим образцам элитарного сознания, от чего и сам миф о пещере приобретает сугубо элитологическое значение. Миф о пещере, по существу своёму, есть детализированное описание генезиса элитарного сознания, есть показанный Платоном на собственном примере путь к этике духовного совершенства. Этот путь из пещеры был проделан самим философом. Только с такой позиции мы сможем понять смысл этого образа, в противном случае, нам грозят беспредметные схоластические рассуждения на модную философскую тему.
Таким образом, элитоперсонализм Платона логически вытекает из его концепции элитарного сознания. Выше уже отмечался аристократический характер платоновской трактовки понятия «личность». Приведённые далее факты с неоспоримой точностью подтверждают этот тезис. Начнём с вопроса генезиса личности, так как видел это сам Платон.
Отмеченные выше В.Ф.Эрном четыре фазы духовного роста человеческой самости, легко укладываются в концепцию «иерархического персонализма»21. Иерархический персонализм исследует различные уровни генезиса личности, а точнее, восхождение человека в Личность. Используя старую систему понятийного аппарата, мы следующим образом можем расшифровать платоновскую схему персоналистической иерархии: 1) первый уровень (пребывание в узах на дне пещеры и почитание за истину теней) соответствует такому понятию как ИНДИВИД — как единица человеческого рода, просто как Человек (т.е. только как субъект); 2) второй уровень (освобождение от уз и восхождение к выходу из пещеры) как ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ — как совокупность черт, отличающих данного индивида от всех остальных людей (субъект); 3) третий уровень (постепенное завоёвываемое зрение на истинные предметы, находящиеся вне пещеры и освещаемые солнцем) как АБСОЛЮТНАЯ ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ — личность (субъект и уже объект познания); 4) четвертый уровень (переход от предметов, лишь освещаемых солнцем, к самому солнцу) как СОВЕРШЕННАЯ ЛИЧНОСТЬ, т.е. гений, святой (субъект познания абсолютной личности и сам протоабсолютный объект) и, наконец, 5) то, что Платон не называет, но всегда имеет в виду — само «Солнце», как АБСОЛЮТНАЯ ЛИЧНОСТЬ — Бог (абсолютный объект познания).
Прокомментируем немного этот важный для понимания иерархического персонализма момент. Иерархический персонализм исследует различные уровни генезиса личности, а точнее, восхождение человека к Личности. Если «индивидуальность» — это уже есть потенциальная образность (т.е. она уже нами узнаваема), то «индивид» обладает только прообразностью. То, что предшествует «индивиду», можно обозначить категорией «0» («ноль»), т.е. «без образность», то, что в принципе нельзя узнавать. Свой предел «без образность» находит в термине «безобразия». Абсолютным обладателем «безобразного» является — дьявол, ибо только он один не имеет образа, поскольку он полный антипод Самой Личности Бога.
В данной части своей философии Платон выступает как персоналист и, если бы до нас не дошли его социально-политические идеи, то мы сегодня именно так его и оценивали. То, что эти идеи приходят в противоречие с политической философией Академика, смущало многих исследователей его творчества, склонных видеть во всём этом доминацию политологического фактора над персоналистическим. С социокультурных же позиций политическое выступает у Платона вторичным по отношению к духовному. Следует всегда помнить, что философия Платона представляет собой идеализм, а не прагматизм или утилитаризм. Аристотель критикует своего учителя, в частности, с реалистических позиций; более поздние авторы с позиций своего времени и со своих собственных, частных интересов. Социальная утопия Платона воспринимается утопией именно потому, что не берётся во внимание «идеалистическая антропология» его философии. Ведь неспроста миф о пещере помещён Платоном в главном политологическом его произведении. Элитопедагогические идеи изложены им там же. Значит, Платон придавал особое значение этим факторам, конструируя свою модель идеального общества. Сначала должен появиться новый тип человека, а уже потом осуществляться социально-политические преобразования. Утопией у Платона является не его модель идеального государства, а желание распространить (омассовить) элитарные качества идеального человека.
Утверждение Н.А.Бердяева о том, что философия Платона «антиперсоналистична», на наш взгляд, не имеет основания. Приведённый выше материал свидетельствует о том, что философия идей не может не быть уже изначально персоналистической, хотя бы ещё и потому, что в этой философии присутствует личность самого Платона, и то, что описывается в ней, творится в сознании её автора. Философия Платона есть дневник его сознания, есть своего рода его автобиография, исторически запёчатлённый генезис его личности. Поэтому персонализм Платона можно определить только как элитарный, ибо предложенная им схема генезиса личности отрицает всякую массовость и общедоступность, поскольку предъявляет слишком высо¬кие критерии к человеку, критерии его высшего духовно¬го совершенства.
В заключение нашего анализа платоновского наследия ещё раз подчеркнём, что персонализм Платона носит сугубо элитарный характер и этим объясняется его уникальность и вместе с тем обособленность от традиционного персона¬лизма, сложившегося уже в XX веке. Персонализм Н.Бер¬дяева или Э.Мунье представляет собой некое теоретичес¬кое упрощение, так как рассматривает личность через акт творчества, не доводя её до пределов нравственного и ду¬ховного совершенства. Бердяев, правда, несколько смяг¬чает свою позицию и весьма часто сам оперирует такими понятиями как «элита» и «массы» в своем анализе духовного мира человека. Но его критика Платона, на наш взгляд, сама не выдерживает критики и касается большей части социально-политической, чем персоналистической сферы. Для самой элитологии позиционное сближение с персонализмом означает открытие новых, весьма перспективных и актуальных тем исследования. По нашему мнению, именно в этом заключается принципиальная новизна элитологической элитологии — Обращение её к иерархическому персонализму.
|